ВАЛИХАН ТУЛЕШОВ. О ПОЛИТИКЕ “КИТАЕФОБИИ”

О нынешнем состоянии дел во внешней политике Республики Казахстан и  дальнейших перспективах технологического и экономического взаимодействия в рамках международных интеграционных программ  своими мыслями делится  философ Уалихан Тулешов.                                                        

– Какой вектор развития внешних экономических связей и участие в экономических интеграционных процессах актуален для Казахстана?

— На мой взгляд, для Казахстана правильным вектором развития стало бы западное направление. Это страны ЕС и США,  в том числе Япония, Южная Корея и Сингапур.

На второе место я бы поставил КНР. Эта страна с либерализмом в экономике и тоталитаризмом в политике. Тем не менее,  это государство поставило задачу стать технологически независимым государством. Видит себя в топе научно-технологических лидеров мира, перед которыми открывается большое будущее.

Третий вектор – это Евразийский экономический союз. Но как показывает практика, поле сотрудничества в экономики узкое, торговля маленькая.

Мы в основном торгуем со странами Запада и Китаем, чем со странами ЕЭС.

Это позволяет нам ставить свои условия. Те, кто делится с нами современными технологиями, обучают наших детей в самых передовых ВУЗах мира – есть наши настоящие партнеры.

Кроме существующих трех векторов мы в обязательном порядке должны развивать взаимоотношения с нашими ближайшими  соседями в Центральной Азии. Которые волею судьбы объединены с нами историей, языком, культурой, традициями в этом регионе.

Наши власти пока не могут открыто выбрать главный вектор развития, наверное, этого и не нужно делать сейчас, потому что каждому интеграционному направлению должно быть отведено свое место.

С Западом мы не прекратили связи, но отношения с Россией серьезно влияют на политику с ним. Мы вроде подписали с Европой договор о расширенном партнерстве, однако мы не видим огромного желания и стремления тех же европейцев заходить на наши рынки, строить здесь свои современные предприятия. В итоге вместо  BMW или Mercedes к нам переносятся отсталые заводы российского АвтоВАЗа. Во многом  мы находимся в зависимом положении от РФ.

Китайская интеграционная модель всегда отличалась от европейской и какой-либо другой. Согласитесь, кто обеспечивает интеграционные проекты своими финансовыми ресурсами, рабочими, технологиями тот и оставляет за собой право главного игрока.

– Что вы можете сказать о строительстве китайских предприятий в Казахстане?

– Перенос этих китайских предприятий в Казахстан вроде бы начат в 2016 году. Он ознаменовал собой, на мой взгляд, некий этап экономико-технологической зависимости от Китая.  Китай еще не лидер технологического прогресса в мире. То есть мы попадаем в технологическую зависимость страны второго мира, пытаясь встать между Европой и Азией. Это не очень радужный факт, и то, что Китай хочет за счет такого экономического технологического присоединения пользоваться нашей землей – тоже факт. Народ  интуитивно  понимает, в чем тут дело. Люди, которые будут там жить и работать,  подпадают в зависимость от администрации этих предприятий. Это означало бы скрытые формы  китайской экспансии. Поэтому не удивительно, что в 2016 году состоялись земельные митинги, и они получили очень мощную народную поддержку, в итоге привели к принятию временного моратория на продажу и аренду земли.

Сейчас никто в Китае не говорит о войне, а экономические технологические и организационные способы по присоединению с точки зрения ареала ресурсов сопредельных государств, это  вполне в духе Сунь Цзы, как в книге «Искусство войны». Это хороший пример, когда надо окутывать соседей своими проектами, заинтересовывать. Я не против переноса, но я против переноса плохих предприятий. Повторюсь, пример такового – российский АвтоВАЗ.

Когда мы говорим о том, что Китай захочет перенести эти предприятия, во-первых, надо чтобы мы согласились.  Во-вторых, важно,  чтобы с нашей стороны выступали не просто чиновники, которые могут получить  взятки и согласиться. А субъекты бизнеса, компетентные профессионалы, которые бы на равных с ними могли бы говорить об этом.

– Если с нашей стороны не окажется таких людей, то кто может выступать от имени этого бизнеса как равноправный партнер?

– Конечно, китайцы поставят нам свои технологии, мастеров,  менеджеров и скажут – это новое. А с нашей стороны  у нас никого нет. Поэтому для нас важно адекватное критичное отношение со стороны нашего бизнеса.

Мы же все помним, как министр-недоучка открыл в Караганде завод по производству солнечных батарей. В итоге завод стоит, огромные убытки, никто не взял на себя ответственность. У нас должны быть специалисты, которые умеют работать на этих технологиях, не уступающие китайцам.

Наше государство – как бездонная бочка, никто ни за что не отвечает, это общая структура безответственности. Возьмем ФНБ «Самрук-Казына» с тысячей управленцев, но никто из них ответственности не несет, а наш бизнес будет нести.

– Что вы думаете о китаефобии, которая в последние годы стала трендом?

– В России не устают повторять, что во время войны с джунгарами Китай помогал джунгарам оружием. Реально же причины бояться китайцев у казахов никогда не было.

Используя «джунгарский» мотив, Российская империя нашла причину для присоединения к себе наших земель. При всем моем уважении к степной военной кочевой демократии, наши баи и ханы в то время не были демократами в современном понимании этого слова. Хотя были институты, инструменты сдержек и противовесов, однако основное население было необразованным.

Именно с момента недобровольного, а вынужденного присоединения Казахстана к Российской империи, был сформирован этот тренд «китаефобии». В России военные начали заниматься востоком, появилась разведка. В предмет востоковедение  вкладывался не культурно-гуманитарный смысл, а  разведывательный. Смотрели, какие китайцы имеют мощи, армию, численность населения, промышленность. Этот предмет востоковедения трактует Китай как геополитического противника, и насаждает для населения  образ страшной и опасной саранчи, пожирающей все на своем пути.

– Чему нас учит история? Какие у нас исторические и культурные связи с Поднебесной?

– Мы помним времена, когда было 36 нашествий со стороны наших предков тюрков в Китай. Именно тюрки внесли огромный вклад в строительство Китая. Очень многого есть  схожего в культуре между нашими народами. В Пекине есть «Храм неба». Откуда он там появился? Исключительно под воздействием нашей религиозно мировоззренческой системы Тенгри. Степное тенгрианство вовлекло туда духовные вещи. Где раньше была стена и где сейчас граница? То есть тюрки, захватывая китайские земли, оставались там, захватывали их женщин.

Эта фобия получила продолжение в советское время, когда Хрущев развенчал культ Сталина на 20-м съезде, Мао Цзэдун вообще возненавидел Хрущева и отношения попортились изрядно.

Сейчас мы просто сидим на остатках того, что осталось от этого российского и совкого идеологического восприятия Китая.

В 2010 году я написал монографию «Азиатский путь развития в 21 веке», где показал, что существует очень глубокая взаимосвязь двух азиатских культур, которые строятся на одних рефлексивных функциях, состоят из одних духовных оснований. И в нынешнее время эти основания сохранены, что позволяют нам понимать друг друга и строить отношения. Да, их сейчас полтора миллиарда, раньше во времена династии Цинь и Юань их тоже было много, но приходили организованные, более технологичные развитые войска и все делали в свою пользу. В 20 веке в Китай приходили японцы, до этого европейцы.

– Что вы думаете о китайских женихах для наших девушек?

– Это бытовой национализм, что для 21 века не приемлемо. Если раньше женщины были чьей-то собственностью, то сейчас они таковыми не являются. Это самостоятельные личности.

Я живу в Нью-Йорке, здесь 2 миллиона китайцев.  Чайнатауны повсеместно: в Бруклине, в Квинсе, Манхеттене. Они работают по законам англосаксонского права,  по законам конституции США. Учат язык, хотя между собой разговаривают на своем. Если ты хочешь делать бизнес, устроиться на работу в государственные органы, ты должен знать язык. Хотя если ты идешь к врачу, звонишь 911, в полицию, скорую помощь – везде тебе предоставят переводчика.

Очень много китайцев раньше помогали тюркам. Даже у Чингисхана был главный советник – Елюй Чу Цай. Когда тюрки завоевывали Китай, обычно привозили в степь  десятки тысяч женщин, которых делали своими наложницами, а потом женами. Они рожали тюрков. Археологи доказывают, что 3000 лет назад жившие на территории современного Казахстана были европеоидами, через какое-то время они стали монголоидами. То есть шел генный обмен.

– Что вы вообще думаете о национализме?

– Бытовой национализм ничего общего не имеет с настоящим национализмом. В Германии этот настоящий национализм дал идею германизма, которая создана великими поэтами, музыкантами, философами и многими другими. В США, это идея американизма, системный культурно-исторический феномен. У нас, к сожалению, разговоров о «казахизме» такого высокого цивилизационно-культурного масштаба еще не возникло. До сих пор топчемся на этих вот «кытайга куйеуге шыкпа» и других бытовых вещах. Я был на бое Головкина, интернационал сплошной, но все же казахи предпочитают свою культуру, и я это обожаю, конечно.

 – С кем и как нам все-таки строить свое будущее?

– Мы способны добиться прогресса и развития даже с теми государствами, кто нас окружает. Но что творится в РФ и Белоруссии? Что  у нас  творится?  Какие-то абсурдные инициативы, поправки в законы о лишении гражданства или того хуже смертная казнь. В РФ, Белоруссии и Казахстане чиновники просто дуреют. У  всех отсутствует обратная связь с народом, гражданским обществом, с философами,  независимыми мыслителями. Отсутствие системы сдержек и противовесов порождает сумасшествие власти. Вместо прогресса, мы отстаем, и, как гибридное государство, начинаем деградировать. Власть Казахстана уже сажает в тюрьмы гражданских активистов. В свою очередь, гражданское общество начнет бороться с властью. Тут кроме противодействия ничего не наблюдать не придется. Сила общества, которая должна использоваться в развитие экономики, технологии фактически теряется.

У нас законы пишет исполнительная власть, кабинет министров, они предлагают нашим парламентариям проекты законов, а  те в свою очередь, как с луны свалились,  подписывают все что им подсовывают.  Да и эти депутаты непонятно по какому списку очутились в парламенте.

90% депутатов я не знаю. Конечно, меня тоже 90% граждан могут и не знать, но я не стремлюсь в парламент при такой системе. Люди, которые должны представлять цвет нации, их просто не видно. Будущее мы сами должны сделать и задача сегодняшней власти не отмахиваться от гражданского общества, а в трудные времена власть должна найти варианты сотрудничества с гражданским обществом. Не заниматься выдумкой новых вопросов в ЕНТ, типа «сколько зубов было у коня Чингисхана»?

В тяжелое время надо с народом решать его проблемы, соответственно надо заниматься проработкой социальной политики.  Гражданский кодекс, налоговый кодекс и многое другое,  то есть много вещей, которые власть должна делать сейчас. Поднимать гражданское общество до уровня равноправного партнера. Вариант общественных советов неплох, но это совещательный придаток местных исполнительных властей, который в итоге ничего не решает. Тем более не заменят Парламент страны.

Власти, как минимум, должны начать работу с гражданским обществом, а максимум провести либерализацию политической системы. На что они не пойдут. Сложившаяся модель государственной собственности не позволяет этого сделать. Понятно, что больше всего  капитала у определенного числа лиц. Они контролируют  80% нашей экономики. Им очень трудно отказаться от своего привилегированного экономического и политического положения, они враги этой модернизации.

Если народ взбунтуется, всей их монополии настанет конец. И все это начнет перераспределяться заново. Они этого боятся, и сейчас предпринимают шаги якобы демонстрирующие путь  к демократии. На самом деле вся абсолютная власть президента  сохранена, закон о первом президенте никто не отменял, и изменения  не вносил.

Изменения должны произойти во всех странах постсоветского пространства. Если эти демократические изменения не произойдут  одновременно в РФ и Белоруссией,  случится то же самое, что в Украине.  Если Белоруссия начнет выкарабкиваться, к ней прицепится  Россия и начнется война. То же самое и с Казахстаном. Надо чтобы элиты этих стран обратились к гражданскому обществу, если хотим жить в добрососедстве.

– В случае повторения украинского сценария в странах Евразийского союза, каким будет поведение внешних игроков?

– Китай всегда действует так: «Если выберут дурака – радуемся, если выберут умного – приспособимся». Дональд Трамп брызгал слюной в отношении Китая, но Китай действует обволакивающе, ничего радикального не высказывает, выступая только с мирными и глобальными инициативами, но не более. Сейчас мы видим, что Трамп лоялен к Китаю, может это случилось под влиянием Киссинджера – специалиста по Китаю, может под чьим-то другим влиянием.

Что касается Запада, то в этом отношении ЕС и США отделяют нас от России. То, что делается в отношении России, нас не касается. Трамп бизнесмен, для него все одним миром мазаны, может он сказать да казахи – это те же русские, и белорусы тоже русские и у них одна компания. Я  этого побаиваюсь. Но все же склонен верить, что американская система сдержек и противовесов Трампа все же поставит на место,  и он также будет различать нас  в нашем регионе.

Прямой, либо косвенной поддержки митингов со стороны Запада в Казахстане нет. Серьезных подпиток каких-то серьезных общественных организаций тоже отсутствуют. Все это на уровне разговоров как в РФ, типа «они действуют как иностранные агенты, шпионы, ситуацию раскачивают».

Да, некоторые  наши оппозиционеры  уехали за границу. Говорить о том, что они тут заграницей активно работают против правительства Казахстана, не наблюдается. За исключением, может быть, Мухтара Аблязова, который в личностном плане отстаивает свои какие-то вещи, поэтому лично противостоит руководству страны.

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *